Целевая установка встречи
Помочь осознать учащимся (слушателям), что самопознание и поиск самого себя в этой жизни сопряжены с духовными поисками, а также, что в жизни святых людей мы можем черпать для себя уникальный опыт и использовать его для самосовершенствования и самостановления. Кроме этого, показать на примере святителя Игнатия, что такое духовная внутренняя жизнь, какие трудности и опасности могут встретиться на пути человека, желающего жить внутренним созерцанием, в частности, о том, что такое Таинство исповеди.

Оборудование
Проектор, ноутбук для показа презентации.

Вступительное слово
Человек, о котором мы сегодня поговорим, даст вам опыт по исканию и обретению самого себя. Мы порой живем, но в нас нет цельности, мы не ощущаем своего существования, мы не понимаем его смыслы. И отчасти тема нашей встречи будет пересекаться как с темой прошлой нашей беседы, о целомудрии, так и с русской словесностью.

Во-первых, человек, о котором пойдет речь, в юности, приблизительно в вашем возрасте, в 16-17 лет, выказывал поразительные литературные дарования. Но отказался и от блестящей литературной карьеры, и от успешной карьеры государственного чиновника военного ведомства (он был на особом счету не у кого-либо, а у самого императора Николая I). Несмотря на свой отказ от светской литературной карьеры, он проявил свой литературный талант спустя годы – в переписке с отдельными личностями, искавшими у него духовной поддержки, а также при написании жемчужины богословской мысли, собрания сочинений, которые были изданы впервые незадолго до его кончины. Это собрание сочинений ныне переведено не на один язык мира. И называется весьма именито: «Творения святителя Игнатия (Брянчанинова), епископа Кавказского и Черноморского».

В чем еще пересечение с литературной словесностью? Мы с вами обозначим, только обозначим, литературный жанр, изучению которого вряд ли в современной школьной программе уделяется много места. Это жанр жития. Житие составляется по определенным канонам, то есть правилам, образцам, но при этом имеет в основе точные факты жизни того или иного православного святого. Оно раскрывает перед читателем путь, которым прошел конкретный человек, и достиг освящения чем? Святым Духом, его благодатными дарами, которые человек способен вместить. Цель жития – показать, каким путем можно и нам достичь святости. Жанр жития предполагает спокойное изложение событий жизни человека, в нем отсутствует чувственность, эмоциональность, позитивная или негативная оценочность со стороны составителя жития.

Мотивационный компонент встречи
Подчеркнем – мы начинаем с вами речь о выдающейся личности в истории не только России, но и всего мира, жизнь и деятельность которого исключительны, потому что люди его масштаба мысли и образа жизни во все времена – явления единичные. О последнем значении уже упомянутого святителя Игнатия, в чем оно заключается для всего мира, а не только для России, скажем позже. А сейчас прослушайте стихотворение Игнатия Брянчанинова о том, как он искал свой путь в этой жизни:

ЖАЛОБА
Для страждущей души моей
Искал я на земле врачей,
Искал я помощи, отрады:
Моим болезням были рады.

 Надежда тщетна на друзей
Моих минувших счастья дней:
Они со мною пировали —
И отдаль встали в дни печали.

 Не утешит тоску вино!
Напрасно сердцу утешенье
Искать среди самозабвенья:
Грустней пробудится оно.

 И в развлеченьи нет отрады!
Нет прочной в нем тоске преграды:
Еще веселья слышен шум.
А грусть, как ночь, туманит ум.

 Испытан я судьбой, врагами,
Изранен многими стрелами:
Пытали клеветой меня.
Предательством был мучен я.

 И долго, долго я томился…
Но наконец сквозь толщу туч,
Сквозь мрак суждений мира луч,
Луч света радостный пробился.

 Прозрел я, ожил.
Оживленный,
Святою верой просвещенный,
Спокойно совершаю путь,
Которым к вечности идут.

Тезисы встречи
Прежде чем стать святителем (вопрос – что значит это слово), будущий преосвященный Игнатий как и мы с вами, подрастал, учился наукам и усиленно искал для себя смысл жизни, ради которого стоит ее всю положить. Давайте заглянем в его детство и юность по преимуществу, потому что для вас именно там на текущий момент есть более всего пользы.

При рождении в Святом Крещении будущему святителю Игнатию родители дали имя Димитрий. Родился он 5 февраля 1807 года в селе Покровском Грязовецкого уезда Вологодской губернии, и принадлежал к старинной дворянской фамилии Брянчаниновых.  Родоначальником ее был боярин Михаил Бренко, оруженосец великого князя Московского Димитрия Иоанновича Донского. Летописи сообщают, что Михаил Бренко был тем самым воином, который в одежде великого князя и под княжеским знаменем геройски погиб в битве с татарами на Куликовом поле.

До Димитрия у его родителей долго не было детей – двое их первенцев умерли в первые дни своей жизни, и потом дети не рождались. Горячо желая иметь детей, родители Димитрия, Александр Семенович и София Афанасьевна, усердно благотворили нуждающимся и храмам и ездили по святым местам, прося о рождении детей у святых угодников Божиих. Рождение Димитрия было вымолено у мощей святого преподобного Димитрия Прилуцкого.

Дмитрий рос тихим, склонным к уединению. Он любил часто уходить в сад и там, среди развесистых вековых деревьев, размышлять о красоте видимого мира и его Творце, о Промысле Божьем, молился. Пребывание в молитве и размышлении о вечном, надмирном, приносили в его душу тихую, спокойную радость, умиротворенность. В мальчике созревало услаждение от молитвы и желание жизни уединенной, которая возможна по преимуществу в монашестве, в отречении от утех житейских, в том числе от брака. Отец же Дмитрия видел его на государственной службе.

«Детство мое было преисполнено скорбей. Здесь вижу руку Твою, Боже мой! Я не имел кому открыть моего сердца; начал изливать его пред Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых Твоих. Завеса, изредка проницаемая, лежала для меня на Евангелии, но Пимены Твои, Твои Сисои и Макарии производили на меня чудное впечатление. Мысль, часто парившая к Богу молитвой и чтением, начала мало-помалу приносить мир и спокойствие в душу мою. Когда я был пятнадцатилетним юношей, несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал ее, – я полагал, что это обыкновенное состояние всех человеков».

Дмитрий получил превосходное домашнее образование. На 16-м году отец повез его в столицу, Петербург, для поступления в высшее учебное заведение того времени, Главное военное инженерное училище. Благообразная наружность и отличная подготовка в науках обратили на молодого Брянчанинова особенное внимание Его высочества Николая Павловича, бывшего тогда генерал-инспектором инженеров.

Кроме основательного изучения наук Димитрий занимался каллиграфией, рисованием, пением по нотам и выучился играть на самом сложном музыкальном инструменте, скрипке. Наставники – учителя гимназии и преподаватели Вологодской семинарии. Кроме наук, необходимых для поступления в училище, Дмитрий превосходно выучил греческий и латинский языки. Поступил как первый ученик – из 130 юношей, поступавших на 30 вакантных мест, он показал лучшие знания и был зачислен сразу во второй класс, по современным понятиям, на второй курс вуза. Закончил Дмитрий Александрович военно-инженерное училище первым по успеваемости учеником в 1826 году. С этого времени после тихой уединенной жизни в имении юный Дмитрий Брянчанинов начинает знакомиться с так называемой светской жизнью столицы. Он оказывается на литературных вечерах в доме в доме президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина. Он сделался любимым чтецом, а поэтические и вообще литературные дарования его приобрели ему внимание тогдашних знаменитостей литературного мира: Гнедича, Крылова, Батюшкова и Пушкина. Они давали ему советы. Тяготить начала такая жизнь. Появилась тоска и скучание по молитве.

Вот с какой подробностью он сам, в вышеприведенной статье «Плач мой», описывает тогдашнее свое душевное состояние: «Вступил я в военную и вместе ученую службу не по своему избранию и желанию. Тогда я не смел – не умел желать ничего, потому что не нашел еще Истины, еще не увидел Ее ясно, чтобы пожелать Ее! Науки человеческие, изобретение падшего человеческого разума, сделались предметом моего внимания: к ним я устремился всеми силами души; неопределенные занятия и ощущения религиозные оставались в стороне. Протекли почти два года в занятиях земных: родилась и уже возросла в душе моей какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая по Боге. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни! И точно – это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей, Бога. Воспоминаю: иду по улицам Петербурга в мундире юнкера, и слезы градом льются из очей…»

«Понятия мои были уже зрелее, я искал в религии определительности. Безотчетные чувствования религиозные меня не удовлетворяли, я хотел видеть верное, ясное, Истину. В то время разнообразные религиозные идеи занимали и волновали столицу северную, препирались, боролись между собою. Ни та, ни другая сторона не нравились моему сердцу; оно не доверяло им, оно страшилось их. В строгих думах снял я мундир юнкера и надел мундир офицера. Я сожалел о юнкерском мундире: в нем можно было, приходя в храм Божий, стать в толпе солдат, в толпе простолюдинов, молиться и рыдать сколько душе угодно. Не до веселий, не до развлечений было юноше! Мир не представлял мне ничего приманчивого: я был к нему так хладен, как будто мир был вовсе без соблазнов! Точно их не существовало для меня: мой ум был весь погружен в науки и вместе горел желанием узнать, где кроется истинная вера, где кроется истинное учение о ней, чуждое заблуждений и догматических, и нравственных».

Юношеский возраст отличается внутренней бранью души. Она выражается в напоре на юношу, девушку извне худых помыслов, порой откровенно наглых и навязчивых, и бурей страстных пожеланий и чувствований, приводящих душу в смущение и стыд. Успешно противостоять этой брани только собственными силами нет никакой возможности, нужна помощь свыше, от Бога. Подобное состояние испытывал и юный Димитрий Александрович. Но эта брань внутренняя была гораздо сильнее у него, чем у прочих юношей, потому что она сопровождалась с горячим желанием духовной жизни, и видение помыслов и чувствований поэтому обострялось. Димитрий Александрович обратился к молитве, творя ее внутренно, внимательно и непрестанно.

Набожный юноша не мог довольствоваться установленным в училище обычаем – только однажды в год приступать к таинствам исповеди и святого Причастия, а нуждался в более учащенном подкреплении себя этою духовною пищей. Для удовлетворения своего желания он обратился к законоучителю и духовнику училища. Такое необычайное среди юношества явление вызвало удивление духовника, особенно когда исповедующийся сказал, что «борим множеством греховных помыслов». Не делая различия между «греховными помыслами» и «политическими замыслами», отец протоиерей счел своей обязанностью довести об этом обстоятельстве до сведения училищного начальства. Начальник училища генерал-лейтенант граф Сиверс подверг обвиняемого юношу формальному допросу о значении помыслов, им самим признанных «греховными».

Брянчанинов обратился к инокам Валаамского подворья, стал ходить туда каждую субботу и воскресенье для исповеди и святого Причащения и, наученный опытом, старался делать это скрытно от училищного начальства. В этом святом деле к нему присоединился товарищ по училищу Чихачов, из дворян Псковской губернии, одновременно с ним поступивший в училище и весьма любимый Государем Николаем Павловичем. Иноки Валаамского подворья посоветовали молодым людям обращаться за душеназиданием к инокам Невской лавры.

Жизнь духовная была в угасающем состоянии в столице. Там в это время пребывали некоторые ученики старцев отца Феодора и отца Леонида, мужей опытных в духовной жизни, получивших монашеское образование – первый у известного старца Паисия Величковского, архимандрита Молдавского Нямецкого монастыря, а второй у учеников его. Таковы были монах Аарон, монахи Харитон, Иоанникий и другие. Они совещались с иноками, как с духовными отцами, обо всем, что касается внутреннего делания, борьбы с теми самыми «греховными помыслами», которые борют человека. Они исповедовали свои помыслы, учились, как охранять себя от страстей, греховных навыков и преткновений, какими руководствоваться книгами из писаний святых отцов и т. п.

Более двух лет провел Димитрий Брянчанинов в усердном изучении наук, и вот, когда перед миром ума его открылась обширная область эмпирических знаний человеческих, когда изучил он химию, физику, философию, географию, геодезию, языкознание, литературу, то поставил перед собой вопрос: что, собственно, дают науки человеку? «Пред взорами ума уже были грани знаний человеческих в высших окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: что вы даете в собственность человеку? Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство верное, которое я мог бы взять с собою за пределы гроба! Науки молчали. За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным, обращаюсь к вере. Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог тебя признать в фанатизме, который не был запечатлен евангельской кротостью; он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог тебя признать в учении своевольном, отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающем обретение новой истинной веры христианской, чрез семнадцать столетий по воплощении Бога Слова. Ах! В каком тягостном недоумении плавала душа моя! И начал я часто, со слезами, умолять Бога, чтобы Он не предал меня в жертву заблуждению, чтоб указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем. Внезапно предстает мне мысль… сердце к ней, как в объятия друга. Эта мысль внушала изучить веру в источниках – в писаниях святых отцов. «Их святость, – говорила она мне, – ручается за их верность: их избери в руководители».

Чтение отцов с полною ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви несомненно, чего лишены вероисповедания Западной Европы, как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения первенствующей Церкви Христовой. Оно открыло мне, что сделал Христос для человечества, в чем состоит падение человека, почему необходим Искупитель, в чем заключается спасение, доставленное и доставляемое Искупителем. Оно твердило мне: должно развить, ощутить, увидеть в себе спасение, без чего вера во Христа мертва, а христианство – слово и наименование без осуществления его! Оно научило меня смотреть на вечность, как на вечность, пред которой ничтожна и тысячелетняя земная жизнь, не только наша, измеряемая каким-нибудь полустолетием. Оно научило меня, что жизнь земную должно проводить в приготовлении к вечности, как в преддвериях приготовляются ко входу в великолепные царские чертоги. Оно показало мне, что все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества – пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети».

Духовные стремления юного подвижника, его ревность, усердие к молитве выдерживали тяжкое испытание. Первыми врагами на пути спасения явились его домашние. Александр Семенович приставил для служения к своему сыну человека, который был предан ему до самозабвения, это был старик лет шестидесяти по имени Доримедонт, послуживший век свой верой и правдой своему господину. Он был, так сказать, надзирателем всех поступков Димитрия Александровича и сообщал их Александру Семеновичу. Тяжелы были эти известия родителю. Он вспомнил тогда о выраженном на пути в Петербург желании сына и убедился теперь, что то не был детский каприз. Он тогда же написал обо всем начальнику училища графу Сиверсу, своему бывшему товарищу по службе в пажах, и просил его наблюсти за воспитанником Брянчаниновым; написал также родственнице своей Сухаревой, прося ее отвлечь его сына от предпринятого им намерения. Училищное начальство приняло свои меры, переведя Брянчанинова с частной квартиры в казенную, в стены Михайловского инженерного замка, под строгий надзор, а Сухарева, особа влиятельная, озаботилась довести до сведения тогдашнего митрополита Петербургского Серафима, что ее племянник Брянчанинов, любимый Государем Императором, свел знакомство с лаврскими иноками, что лаврский духовник Афанасий склоняет его к монашеству, и что если об этом будет узнано при Дворе, то и ему – митрополиту – не избежать неприятностей. Митрополит призвал к себе духовника Афанасия и сделал ему строгий выговор, воспретив впредь принимать на исповедь Брянчанинова и Чихачова. Тяжелы были для Димитрия Александровича эти обстоятельства, которыми стеснялась свобода его духовной деятельности; он решился сам представиться митрополиту и лично объясниться. Митрополит сначала не верил бескорыстному стремлению юноши, когда тот в разговоре объявил ему свое непременное желание вступить в монашество, но потом, выслушав внимательно искренние заявления молодого человека, митрополит позволил ему по-прежнему ходить в Лавру к духовнику.

Кроме случаев и обстоятельств, зависящих от воли людей, самая природа ставила препятствия благочестивым намерениям юного Димитрия. Весною 1826 года он заболел тяжкою грудною болезнью, имевшею все признаки чахотки, так что не в силах был выходить. Государь Император Николай Павлович приказал собственным медикам пользовать больного и еженедельно доносить ему о ходе болезни. Доктора объявили Димитрию Александровичу об опасности его положения, сам он считал себя на пороге жизни и частыми молитвами готовился к переходу в вечность. Но случилось не так, как предсказывали знаменитые врачи столицы; болезнь получила благоприятный поворот и послужила для больного опытным доказательством того, что без воли Божией самые настоятельные законы естества не сильны воздействовать на нас.

Вместо отставки – назначение в Динабургскую инженерную команду, с приказанием в 24 часа выехать из Санкт-Петербурга к месту нового служения. Служебные занятия офицера Брянчанинова состояли в наблюдении за производством разных построек и земляных работ в крепости; он же до того был слаб здоровьем, что принужден был по несколько недель кряду держаться безвыходно в квартире, а потому необходимо нуждался в помощи товарищей по исполнению служебных обязанностей.

Осенью 1827 года Великий князь Михаил Павлович посетил Динабургскую крепость и, убедившись в физической несостоятельности офицера Брянчанинова к отправлению службы, склонился на его непременное желание получить отставку.

Поступление в Александро-Свирский монастырь, где в то время находился духовный отец Димитрия старец Леонид. Родители отказали сыну в вещественном вспомоществовании и даже прекратили с ним письменные сношения. Таким образом, полная нищета материальная сопровождала вступление Димитрия Александровича в монастырь; он буквально выполнил заповедь нестяжания при самом начале иночества. Три обета монашествующих были даны им – полное нестяжание, полное целомудрие и полное послушание наставникам, Евангелию и творения Святых Отцов Церкви.

Далее состоялся переезд в Площанскую пустынь Орловской епархии. Присоединение к Димитрию друга Михаила Чихачева. Молодые послушники предались вполне подвижнической жизни: они держались уединения, избегали многолюдства, хранили себя всячески от вредных для безмолвия впечатлений окружающей среды, избегали ненужных встреч и лишних знакомств, чтобы держать себя в строгом молчании и блюдении ума. Все силы души были направлены у них к богомыслию и молитве.

Следующий этап – Оптина Пустынь. В конце 1831 года скончался строитель Пельшемского Лопотова монастыря иеромонах Иосиф. 6 января 1832 г. он был назначен на место умершего, затем дано звание строителя. В 24 года Д.А. Брянчанинов стал монахом, а вскоре архимандритом, настоятелем столичного Свято-Сергиевского монастыря, благочинным монастырей Санкт-Петербургской епархии. Двадцатисемилетнему архимандриту пришлось перестраивать все заново: храмы, корпуса, заводить сельское хозяйство; он упорядочил богослужение в обители, собрал прекрасный хор.

С 1836 по 1841 год известный церковный композитор протоиерей Петр Иванович Турчанинов проживал рядом с Сергиевой пустынью – в Стрельне. Глубоко уважая отца Игнатия, он откликнулся на его просьбу и взял на себя труд обучения монастырского хора. Несколько лучших своих музыкальных произведений отец Петр Турчанинов написал специально для этого хора. Живое участие в организации хора Сергиевой пустыни принимал и директор придворной капеллы Львов. Великий русский композитор М. И. Глинка тоже был глубоким почитателем архимандрита Игнатия; по его просьбе он занимался изучением древней русской музыки и своими советами способствовал повышению музыкальной культуры хора обители.

Архимандрит Игнатий совмещал почти несовместимые должности: он был для братии обители прекрасным настоятелем, администратором и в то же время благостным старцем-духовником. В двадцать семь лет он уже имел дар принимать помыслы своих пасомых и руководить их духовной жизнью. По собственному признанию отца Игнатия, служение живым словом было его основным занятием, которому он отдавал все свои силы. Подвиг служения ближним словом назидания был для него источником радости и утешения на поприще его многоскорбной жизни. В Сергиевой пустыни он, несмотря на крайнюю занятость, написал и большинство своих произведений.

Весьма часто приходилось выезжать в Петербург и бывать в домах знатных благотворителей его обители. Несмотря на такой, казалось бы, рассеянный образ жизни, в душе архимандрит Игнатий оставался аскетом-пустынником. Он умел при любых внешних условиях жизни сохранять внутреннюю сосредоточенность, непрестанно совершать Иисусову молитву. Игнатий ищет жизни внутренней, искоренения страстей, страстных движений души. Не находя опытного наставника, он принимается тщательно изучать творения святых отцов и жить соответственно их советам. В результате, в ранних летах к нему начинают обращаться за советами и монашествующие, и миряне – он сам становится старцем для ищущих спасения.

В 1857 году архимандрит Игнатий был посвящен во епископа Кавказского и Черноморского, встал во главе новоучрежденной епархии. В Кафедральный город Ставрополь Преосвященный Игнатий прибыл 4 января 1858 года. Продолжалась Кавказская война, благодатная земля обагрялась людской кровью, отовсюду слышались плач и стон. Он совершал объезды епархии, пределами которой были берега Черного, Азовского и Каспийского морей, снежные вершины главного Кавказского хребта и дальние сухие калмыцкие степи. Шла Кавказская война, и Епископ в дороге постоянно имел при себе дароносицу для, может быть, последнего Причастия.

Святитель занимался строительством храмов, но его всю жизнь сопровождали постоянные болезни, в чем он видел Божественный Промысел. Отсутствие содержания со стороны государства. Бедность епархии. Жил святитель в убогом доме. Несмотря на военные действия, реальную опасность попасть в заложники или быть убитым, он посетил многие приходы от Тамани до Кизляра, привел в порядок органы епархиального управления, добился повышения окладов духовенству епархии, ввел торжественное богослужение, устроил прекрасный архиерейский хор, построил архиерейский дом. Кроме того, он неустанно проповедовал.

В 1861 году он вместе с несколькими преданными учениками переехал в Николо-Бабаевскую обитель. Творения. На покой. Последние 6 лет жизни. 16 апреля 1867 года, в первый день Пасхи, владыка с большим трудом отслужил последнюю литургию. Больше уже он не выходил из кельи, силы его заметно слабели. Кончина епископа Игнатия последовала в воскресенье 30 апреля, в Неделю жен-мироносиц. На погребении святителя Игнатия присутствовало пять тысяч человек. Святитель Игнатий был прославлен в лике святых в 1988 году на Поместном Соборе Русской Православной Церкви. Празднование святителю Игнатию совершается в день его праведной кончины. Святые мощи его ныне обретаются в Ярославской области, в Свято-Введенском Толгском монастыре.

Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали многие выдающиеся люди России. Среди них Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, А. А. Плещеев, князь Голицын, князь А. М. Горчаков, княгиня Орлова-Чесменская, герой Крымской войны флотоводец адмирал Нахимов. Восхищенный образом жизни и деятельности святителя Игнатия, известный русский писатель Н. С. Лесков посвятил ему свой рассказ «Инженеры бессребреники».

Чуткий ко всякой фальши святитель Игнатий с горечью замечал, что объектом изображения светского искусства является, прежде всего, зло. Он с резкой критикой относился к литературным произведениям, в которых воспевались так называемые «лишние люди», «герои», творящие зло от скуки, подобные Печорину Лермонтова и Онегину Пушкина. Считая, что такая литература наносит серьезный вред неискушенным душам читающей молодежи, Святитель написал в 1847 году для массового издания священную повесть о ветхозаветном библейском герое – праведном Иосифе, образе чистоты и целомудрия. В предисловии к повести он писал: «Желаем, чтоб многие из последователей Печорина обратились в последователей Иосифа». Творения святителя Игнатия помогают современному человеку научиться искусству преображения собственной души, борьбе с малейшими проявлениями страстей, очищению от них.

Итоги встречи
В современной Церкви очень мало тех, кто живет внутренней жизнью, тонким духовным деланием. Большинство, подавляющее большинство, ограничиваются на внешнем – ограничении в пищевом рационе во время постов, формальной подготовкой к исповеди при охлаждении сердца или его теплохладности, причастием по привычке, раз в какой-то период, вычитыванием молитв без участия ума и сердца, одним зажиганием свечей в храме. Так же как и во времена святителя Игнатия опытных духовных наставников сейчас крайне мало. Творения отцов заменяют наставников истинно ищущим очищения души от греховных движений. Это путь трудный, прискорбный, но верный. Его нам завещал святитель Игнатий Брянчанинов, который еще в юности получил тяжелое потрясение от исповеди у человека, далекого от внутренней духовной жизни.

Презентации к теме “Святитель Игнатий Брянчанинов” для использования на занятии:
Святитель Игнатий Брянчанинов. Часть 1.pdf
Святитель Игнатий Брянчанинов. Часть 2.pdf